Для меня пережить три месяца
Майдана возможно было только находясь на самом Майдане. Выходя за его пределы
начинался настоящий кошмар: поток новостей, от которых бы стреляться и притом
моментально, круглосуточная и очень агрессивная истерия тех, кто «знает истину»
и считает нужным детально и навязчиво сообщать её «бедным наивным овечкам»,
сводки о раненых, пропавших, потом и убитых… Майдан кроме нескольких чёрных окровавленных
дней действительно был самым безопасным местом в Киеве, и для психики в первую
очередь. Конечно, туда тоже прорывались ядовитые стрелы массовой паники. Помню,
как мне то и дело звонили родители и друзья с криками «Только что передали, что
сейчас будут штурмовать Дом профсоюзов! (Украинский дом, Майдан вообще). На
этот раз уже точно! Немедленно убегай!». К этому как-то быстро приходится
привыкать, каждый раз отвечая что-то вроде «Я уже здесь. Это мой выбор. Если
нас сейчас начнут убивать – значит, нас сейчас начнут убивать. Я верю в лучшее».
Наверняка так думали все, кто находился вокруг меня. Улыбались, помогали всем
возможным, подбадривали друг друга, только вот когда где-то громко хлопала дверь
или с улицы доносился подозрительный шум – все на несколько мгновений замолкали
и бледнели. Пару секунд падения в воздушную яму. Спазм в области солнечного
сплетения. Лёгкое головокружение. Судорожные мысли, где здесь ближайшее окно
или дверь и что в случае худшего сценария может зависеть лично от тебя.
Почему-то в такие моменты часто хотелось закрыть глаза… Всё это очень быстро, и
вот уже все снова возвращаются к работе и улыбаются ещё светлее.
Там, на Майдане, у меня были силы
жить посреди ужаса и слёз. Потому что каждый мог что-то сделать. Пусть даже
что-нибудь незначительное – накормить кого-нибудь, принести лекарств, дать
тёплую одежду людям на баррикадах, отпоить молоком надышавшихся газом и гарью. Просто
поговорить. Выслушать. Сказать, что всё будет хорошо. Что всё это не зря. Я
хорошо помню 2004 год. Я тогда была одним из координаторов штаба в спортзале
консерватории. Мы принимали там людей с Майдана, кормили их, по возможности
лечили и давали ночлег. За несколько дней до победы Майдана у людей начался
кризис. Было невыносимо тяжело. Какая-то вселенская усталость накрыла тогда
очень многих. В штабе ко мне подошёл мужчина лет пятидесяти, из какой-то
западной области. Я приготовила ему чай. И тут он разрыдался. Он реально рыдал,
уткнувшись лицом в мои ладони. Говорил сквозь слёзы о том, что сколько же нам
жить в таких условиях, как ему жаль нас, молодых, как он устал бороться и
верить… А потом поднял на меня глаза и спросил: «Скажіть, але ж правда переможе? Правда ж завжди
перемагає? Переможе, скажіть?».У меня был шок. Я сама еле
держалась на ногах. Но надо было держаться. И надо было что-то
отвечать. «Звичайно переможе». Мужчина пришёл в себя. Каждый день он потом
заходил в наш штаб и говорил мне дякую. Так что с людьми нужно разговаривать,
особенно в такие времена…
И вот впервые за всё это время я
уехала из Киева. Из Украины. Нужна была пауза, чтобы держаться дальше. Когда самолёт,
разогнавшись, оторвался от земли, меня словно отключили от розетки. Резко и
грубо. Никогда до этого я не понимала так отчётливо, что я не могу без этой
земли. Что она даёт мне силы. Да, она же их и забирает, но только для того,
чтобы дать снова. Это нормально. Это
наши с ней отношения. Циркуляция энергии через «давать» и «принимать»… Украина
– это любовь моей жизни. Любовь непростая, с частыми периодами «всё сложно», обидами,
ссорами и примирениями. С уходами и возвращениями. С нежностью, страстью и
болью. Мы очень похожи – может, поэтому нам бывает так тяжело вместе. Нас обеих
боготворили, предавали, пытались уничтожить, обливали грязью из-за зависти и независящей от нас глупости, и всё это стремительно, как картинки в калейдоскопе, а
сердце одно, и картинки эти оставляют на нём шрамы. Шрамы же учат прощать,
бесконечно прощать и отчаянно любить. Такая она, моя Украина. Её бьют, а она
лишь становится прекрасней и добрее.
Я так люблю Украину. Боже мой,
как же я её люблю… Я пишу это в самолёте. Начала писать по дороге в Рим и
дописываю на обратном пути. Эти дни вне Украины были очень странными. Всё, что ты можешь делать - это заходить в храмы, молиться и просить "Даруй нам мир, даруй нам мир, даруй нам мир"... Конечно,
находиться в безопасности, даже читая украинские новости – несравнимо легче, чем
постоянно жить в ожидании чего-то ужасного (зачистки Майдана, начала войны…). Те
украинцы (особенно киевляне), которые находясь все эти месяцы в уютных и спокойных
местах Европы и мира писали нам «Ребята, давайте, держитесь, боритесь, мёрзните,
идите под пули, мысленно мы с вами!», – простите меня, конечно, но вы не были с
нами и вы понятия не имеете, в чём именно вы не были с нами. Слава Богу, что вы не видели трупы на киевских улицах, а сейчас вы не прислушиваетесь по
ночам, не идут ли по Киеву танки. Просто знайте, что теперь между нашими жизнями
появилась новая разница помимо размеров зарплат и качества воды в кранах. Эта
разница между парадигмами «Воля або смерть» и «Ми глибоко стурбовані». Я вот десять дней тоже побыла "глибоко стурбованой" - в специально для этого отведенное и удобное для меня время и не больше трёх часов в день. В Украине же всё, что происходит, это по-настоящему, постоянно и во всех сферах. От этого не спрятаться за стенами Колизея. Это есть и это абсолютно реально. Поэтому не удивляйтесь, когда нам больно говорить на
какие-то темы и каждый раз брать себя в руки при ответе на популярный вопрос «Ну
как там у вас?». Уезжать сейчас на время, наверное, полезно, если это может помочь хоть немного прийти в себя. Быть в эти дни ГДЕ-ТО – это замечательно. Так отрадно слышать
разговоры на другие темы, смотреть на что-то кроме страшных строчек новостей, не
впадать в отчаяние каждый раз, когда слышишь сирену машины скорой помощи. Но
пока Украина для тебя – это здесь, а всё остальное – это там, ты не найдёшь
себе покоя даже в самых красивых городах мира. Потому что не только ты сейчас
нужен своей земле, но и тебе как никогда нужна твоя земля.
