Билет в один конец. Часть VII: Город Женщин

Сидя однажды в своём тайном мюнхенском дворике в компании лептопа, черешен и трёх абрикос я вдруг стала свидетельницей невероятной красоты картины. Во дворик на чёрном велосипеде, украшенном розами, заехала Женщина. Дворик был почти пуст – на то он и тайный – и кроме меня в нём было ещё лишь пару человек где-то в противоположном от меня конце. Но Она подъехала к моей скамейке и села возле меня. На ней было чёрное очень дорогое платье, чёрные босоножки на невысоком каблуке и несколько украшений, выдававших в Ней обладательницу весьма солидного банковского счёта. 

Однако Она потрясла меня не своим скромным, но явно давно привычным для Неё богатством. В Ней было то наивысшей пробы достоинство, которое я встречала только у мюнхенских женщин. Я вижу хотя бы одну из таких почти каждый день. Они прорезают толпу своим королевским профилем и идеальной осанкой. И каждый раз я смотрю на них, как завороженная, а они никогда не отводят глаз, в отличие от мюнхенских мужчин. А потом я оборачиваюсь и провожаю их взглядом, полным восторга, который я не умею скрыть. 

Я люблю этих мюнхенских женщин. В их лицах нет отражения героической жизни с мужем-алкоголиком, борьбы за выживание в однокомнатной квартире с двумя детьми, доблестного зарабатывания на жизнь всей семьи на четырёх работах. Признаюсь честно: я так устала от этих наших жён декабристов и матерей Терез, которые чем больше и усердней спасают своих мужчин, тем больше придётся спасать их дочерям… Мюнхенские женщины, о которых я говорю – это не добровольные жертвы и пожизненная прислуга. Это валькирии. Они выбирают своей благородной волей кому жить, а кому погибнуть. Им не обязательно ездить на Porsche, чтобы продемонстрировать свой статус. Им не нужно с ног до головы обвешиваться узнаваемыми брендами, чтобы выглядеть царицами. Единственное, что им нужно – это ровно держать спину и никогда не прятать глаза. Наверняка на их судьбы тоже выпадает немало трагедий. Может даже больше, чем у других. Но глядя на них, ты понимаешь, что за каждую свою морщинку они вырвали у жизни максимальную компенсацию. Им никогда не придёт в их украшенные лавровыми венками головы чушь вроде "Какой уж есть, зато мой" или "Лишь бы не было ещё хуже". Нет. Валькирии так не думают и так не живут. И спины их держатся прямо не потому, что у них нет проблем, а потому, что они ни разу себя не предали.

Я сидела рядом с валькирией и невольно ощущала какое-то благоговение. Она притягивала меня своим аристократическим смешением простоты и принадлежности к другому миру. Мне так хотелось заговорить с Ней, услышать Её голос, интонацию, с которой Она говорит. Хотелось спросить, счастлива ли Она. Но, конечно, я этого не сделала. Мы просто сидели рядом и любовались звонко журчащим фонтаном. Потом Она что-то поправила в своём велосипеде, прочитала сообщение в телефоне и уехала.

Я не завидую местным мужчинам. Представить себе не могу, как можно найти в себе силы и храбрость быть с такой женщиной или просто заговорить с ней. Хотя скорее всего почти никто из них не понимает, кто перед ними - как и в случае с нашими декабристками -  и это придаёт им истинно мужской смелости. Или же большинство валькирий глобально одиноки и их удел - безумные и многочисленные романы.

Я каждый раз робею, когда кто-то из валькирий заговаривает со мной. Чаще всего это происходит в Опере, где, логично, наблюдается их особое скопление. Говорят они со мной обычно просто и приветливо. Спрашивают, не знаю ли я, кто сегодня поёт такую-то партию или ещё какую-нибудь приятную для меня мелочь, показывающую, что меня приняли чуть ли не за свою. С одной валькирией я даже была знакома. При нашей первой встрече в Мюнхене она была в вечернем платье и умопомрачительных туфлях, а я как раз возвращалась с обычной городской прогулки и была в джинсах и майке. Спустя несколько месяцев я случайно узнала от её мамы, что она тогда подумала обо мне. "Непростая девочка. С валящей с ног интеллектуальной энергией. И очень европейская". Так в глазах валькирии я тоже стала немного валькирией.

Билет в один конец. Часть VI: Познавательный День рождения

Помимо поедания французского сыра и мороженого в особо крупных масштабах, моя поездка в Париж имела ещё одну миссию: празднование моего Дня рождения. Быть может, я бы выбрала для этого другой город – как вы уже знаете, Париж не является одним из моих любимых топонимов. Но так уж получилось, что Париж сам выбрал меня, притянув к себе очень любимых мною людей, оказавшихся в заветный день именно там. Исходя из принципа «не где, а с кем», решение было принято.

Каких-то особых планов на День рождения у меня не было, кроме волшебным образом наметившегося накануне похода в Opéra Garnier на Cosi fan tutte Моцарта. Предварительно я хотела встретить сам День рождения в каком-нибудь клубе на Елисейских полях вместе с моей киевской подругой и её двумя очаровательными подружками, с которыми мы тоже успели подружиться, а там – как пойдёт. А пошло всё очень интересно. Видимо, главным подарком к этому Дню рождения должны были стать несколько жизненно важных уроков.

Урок 1. Если ты находишься в Париже или ещё в каком-нибудь крутом месте – это вовсе не означает, что всё автоматически будет прекрасно.
Эта элементарная истина открылась мне, когда всего за пару часов до начала празднования всё с ошеломительной скоростью начало накрываться медным тазом. Подругам вдруг стало страшно выбираться среди ночи из клуба, и эта идея оказалась под большим вопросом. Муж моей парижской подруги неожиданно отказался подвезти меня домой после фешн-показа. Очень реальной стала перспектива встречать свой День рождения в одиночку где-то в тоннеле далеко не самого романтичного и безопасного в мире парижского метро.
Вывод 1. Завести себе в каждом городе по машине с личным водителем и ни от кого не зависеть. Как вариант – перестать упираться рогами, если что-то категорически не складывается, и не лазать самой по злачным местам только для того, чтобы доказать всем что «я могу и сама».

Урок 2. Люди иногда о тебе забывают, потому что кроме тебя в этом мире вообще-то существует ещё много всякой ерунды.
Выяснив, что без нервов и с комфортом домой я в эту ночь не попаду, я всё-таки уговорила подруг встретиться со мной на Елисейских полях. Договорились встретиться в 23:00 – наступление того самого дня по Киевскому времени. Я всегда отмечаю именно в это время, где бы я ни находилась. Стою я вся такая уже-почти-праздничная, жду. Подруги опаздывают. Ладно, думаю, зато сейчас меня начнут забрасывать смс-ками друзья. Среди некоторых моих близких людей сложилась своего рода традиция – поздравлять меня в полночь, и я по привычке ждала этого и сейчас. Для пущей торжественности я перешла дорогу и стала прямо на линии Триумфальная арка – арка Дефанс, по сути на проезжей части, среди машин. Так наступила полночь по Киеву. Я радостно сжимала телефон в трепетном ожидании поздравлений. В таком состоянии я простояла несколько фаз светофора. Но мой красивый жест ни к чему не привёл: никто меня не поздравил. Ни один человек. Никто из тех, кто поздравлял меня в 00:00 несколько предыдущих лет подряд, никому не пришла эта идея только теперь. Казалось, что весь мир забыл обо мне в эту полночь по Киеву.

23:00 в Париже, 00:00 в Киеве

Вывод 2. Людям бывает некогда. Люди бывают свиньями. Люди могут о чём-то просто забыть. Но если они мои друзья, то это люди, которых я за что-то выбрала, раз я жду от них каких-то особенных действий. Поэтому один конкретный прокол практически ни о чём не говорит. Потому что они выбраны не за это.

Урок 3. Подарки нынче не в тренде.
Вернувшись с дороги на пешеходную часть я, наконец, увидела своих подруг. Меня пообнимали, поздравили, вроде как ночь начала потихоньку входить в праздничное русло. В клуб идти было ещё рано, поэтому я направилась в один из работающих до двенадцати магазинов. Стоя на кассе с двумя новыми платьями, я встретила свой День рождения уже по французскому времени. Потом был довольно пафосный клуб, неприятная ситуация с подругами, которые те полчаса, которыми я располагала до закрытия метро, решили потратить на то, чтобы покурить в специально отведенной для курильщиков комнате, дорога домой и ощущение того, что чего-то не хватает. Уже укладываясь спать и заметив в сумке перевязанную лентой коробочку, которую с таинственным видом вручил мне мюнхенский друг, провожая меня на вокзале, я поняла, в чём дело: я была без подарков. Да, можете считать меня неисправимым ребёнком, но для меня День рождения – это всё ещё праздник, который всё ещё подразумевает подарки, красивое платье и торт. Где-то в глубине души я была уверена, что если мне посчастливилось встречать свой день вдали от дома, но при этом сразу с несколькими друзьями, то я буду уезжать из Парижа, сгибаясь под тяжестью разноцветных свёртков и коробочек. А ведь если размечтаться дальше, то сколько ещё людей знали, что в Париж как раз на мой День рождения летит подруга из Киева, и запросто могли сделать мне потрясающий сюрприз и передать мне свои подарки через неё, как непременно поступила бы я… Но, очевидно, я что-то упустила и сейчас не в моде не только поздравления, но и подарки. Только в Vogue об этом тренде я почему-то ничего не читала.
Вывод 3. Кредитная карточка может существенно приблизить к осуществлению мечту о разноцветных свёртках из Парижа. К вечеру у меня было уже 5 новых платьев.
Вывод 3-а. Если какая-то идея кажется тебе элементарной – это всего лишь твоя идея и элементарной кажется она тоже только тебе. Есть и другие люди с другими идеями.

Урок 4. Как бы тщательно всё ни было спланировано – всегда есть места непредсказуемым обстоятельствам.
Утром я решила сама отправиться в Musée Galiéra (Музей Моды), куда никак не могла попасть за несколько моих предыдущих приездов в Париж. Написала киевской подруге, что пока погуляю сама. Потом вдогонку отправила ещё смс, где сообщила, что жду её в 15 возле такого-то метро, от которого мы с ней пойдём в консерваторию на выпускной экзамен моего знакомого альтиста. Неожиданности началась уже возле Musée Galiéra. Выходя из метро, я увидела какую-то демонстрацию, что для Парижа в принципе норма, если бы она не была такой шумной и вокруг не было бы столько дыма. Дальше – веселее: уже возле музея меня остановили двое мужчин не-европейского вида, пытающиеся мне объяснить, что музей закрыт. В это время на площади, от которой я шла, прогремело несколько взрывов. Самым умным, что пришло мне в этот момент в голову, было ломиться в музей несмотря ни на что. Я рванула к главному входу, мужчины – за мной. Вдруг мне показалось, что в городе происходит какой-то переворот, что музей моды захватили, его работников и, что самое ужасное – платья тоже! – взяли в заложники, и вообще я оказалась в эпицентре какого-то кошмара. При всём этом я продолжала стремительно нестись к музею.Забежав в холл, я обнаружила там кучу ящиков и строительного мусора. Всё говорило о том, что там полным ходом идёт ремонт. Догнавшие меня дядьки действительно оказались сотрудниками музея. Увидев моё недоумение и поняв, что так легко я не сдамся, они начали вызывать кого-то по рации со словами "У нас проблемы". Подмога пришла почти сразу в лице симпатичного молодого француза. Он любезно объяснил мне, что музей закрыт на ремонт до 2012 года, но временная выставка сейчас проходит в музее на Монпарнасе

Затем он .рассказал, как туда ехать и посоветовал держаться подальше от демонстрации. На прощание милый хранитель кутюрных нарядов спросил, из Германии ли я. На эту мысль его натолкнул мой вроде как немецкий акцент, что в принципе логично. Кстати забавно, что в Германии мне часто говорят, что у меня французский или швейцарский акцент. Гордо заявив, что я украинка, я направилась искать музей, в который совсем не планировала ехать.

На этом этапе меня согревала разве что рисуемая моим воображением миниатюра, в которой меня кто-то восторженно спрашивает что-то типа "Ой, ты праздновала в Париже свой День рождения? Ах, как прекрасно! (голос переходит в поросячий визг). И как?!". И тут я со своим фирменным саркастично-небрежным выражением отвечаю: "Та дерьмо". Порадовавшись, что я по крайней мере не изменяю своей оригинальности, я приехала в Musée Bourdelle. Экспозиция оказалось просто фантастической. Идеальные платья дома Madame Grès были очень грамотно вписаны в интерьеры музея - кстати, довольно странненького самого по себе. Где-то в середине осмотра я поймала себя на мысли, что это, пожалуй, самая красивая выставка, на которой мне доводилось бывать.

В одном из залов ко мне пристал совсем молоденький сотрудник музея, который сначала наблюдал, как я рассматриваю отдельно стоящее платье, а потом подошёл, взял меня за руку и потащил в соседний зал, где платьев было много. "А неплохие ребята работают в парижских музеях", - подумала я. Вдоволь налюбовавшись платьями, я поехала на встречу с подругой и запланированный после этого концерт.

Тут медный таз снова напомнил о себе: прождав подругу полчаса и поняв, что концерт-экзамен уже начинается, я начала забрасывать её гневными смс-ками. В ответ получила не менее недовольные реплики, из которых стало ясно, что она не получила моё второе сообщение с указанием времени и места встречи и решила, что я обиделась на неё за ночной ."перекур" и вообще отказалась с ней встречаться. Немного взяв себя в руки я таки пошла в консерваторию. Выступление своего друга я пропустила - хорошо хоть встретила его в коридоре и поздравила со сдачей выпускного экзамена, на который я опоздала...
Вывод 4. Иногда проще и разумней пустить всё на самотёк и наслаждаться тем, что получается.

После такой долгожданной и драматической встречи с подругой всё пошло хорошо. Я слопала свой аналог праздничного торта в образе бельгийских вафель,

получила красивейший букет цветов

и пошла в одну из самых роскошных Опер мира слушать Моцарта.

После оперы мои девочки ждали меня в ресторане.

Друзья, улыбки, кир рояль, красивое платье и даже диадема, купленная мной полгода назад в Швейцарии - спектакль под названием "День рождения" под вечер всё-таки нашёл свой сценарий.

Билет в один конец. Часть V: Секс и город Париж

Наконец-то я собралась поведать о том, почему в моём повествовании образовалась дыра размером в неделю. Всё просто: меня занесло в Париж и, как девушке приличной, печатать буковки, а также спать и думать о вечном мне было некогда. Итак, включив на полную громкость Guano Apes и очередной раз рискнув проверить стрессоустойчивость моих баварских соседей, я приступаю к рассказу о парижской части моего путешествия.

Если вы читали душещипательную историю о моём походе на «Аиду» в Баварскую Национальную оперу, то для совсем комплексного пощипывания вашей души скажу, что после всех этих перипетий в театре я прямиком отправилась на вокзал, а оттуда, собственно, во французскую столицу. Конечно, идея провести ночь в поезде после моего почти-обморока таки содержала в себе изрядную долю экстрима, но, как говорю я в таких случаях, "я что - не мужик?". С сим я и погрузила своё так и не вкусившее в тот вечер всех прелестей вердиевской кантилены тело в поезд Мюнхен-Париж.

Проснувшись утром и в каком-то рассеянно-приподнятом состоянии выйдя на перрон, я с радостью обнаружила там свою парижскую подругу с мужем. По дороге в их замечательный дом, который правильней было бы назвать лофтом, я, как всегда, рассматривала из окна машины всё, что может мне предложить город, в который я приехала. Обычно я не без снобистского удовольствия говорю, что Париж не принадлежит к перечню моих любимых городов. При этом как бы давая понять, что любить Париж - это попсово и я, разумеется,  не собираюсь заниматься ничем подобным. Однако за этот короткий путь от вокзала домой что-то заставило меня ещё раз попробовать построить более близкие отношения с этим "городом всех влюблённых", "столицей мира" и обладателем прочих нелепых и ничего не выражающих определений из третьесортных путеводителей.

Как-то тихо и ненавязчиво проникли мне в сердце эти разбегающиеся в разные стороны маленькие улочки, заставленные столиками бесчисленных кафе, люди, каждый раз с удивлением обнаруживающие, что светофоры вообще-то не просто так стоят на своих местах, а по дорогам имеют наглость ездить машины. Я уже молчу о пахнущих тёплым удовольствием булочных, которым я готова признаваться в любви, особенно в утренние часы. Мне стало удивительно и немного смешно, как это я всё-таки не устояла, поддалась всем этим хрестоматийным источникам ахов и охов. И я принялась анализировать, что же происходило у меня с Парижем за многие годы нашего знакомства и как я докатилась до того, что вот-вот всплесну руками и промурлычу "Je t'aime".

Париж - это город, в котором я впервые ела мясо с кровью. И мне понравилось, хоть мне тогда было 11 лет. Париж - это город, из которого в моём доме появились первые дорогие духи. Париж - это город, в котором я иногда курю. Париж - это город, в котором живёт очень дорогой мне человек, видящий меня необъяснимо глубоко и позволяющий делать с ним то же самое. И вот ещё: Париж - это город, в котором живут мужчины. Особенно волнующее это ощущаешь после немецких мужиков, шарахающихся при виде меня и лихорадочно отводящих глаза, когда я случайно бросаю на них хоть сколько-нибудь затягивающий взгляд. В Париже с этим всё прекрасно: самое подходящее место для отшлифовки техники бросания роковых взглядов. Там их не только не пропустят, но и ответят так, что уже не будет иметь ни малейшего значения, познакомитесь ли вы, поедите ли к нему домой через полчаса после знакомства, поженитесь ли, разведётесь ли и снова поженитесь... В этих парижских взглядах уже содержится всё, что только может быть между мужчиной и женщиной и между конкретно вами. Поэтому я ни с кем не знакомлюсь в Париже. Я тренируюсь. Благодаря этим мужчинам и их взглядам у меня в Париже круглосуточный секс, и такой секс, какой люблю я. Потому что самое главное для них - чтобы то, что происходит, понравилось мне.

И мне стало понятно, как я попалась. Париж - как мужчина, хотя по легенде сам город женского пола. Как мужчина, с которым у тебя был неожиданно феерический секс, хотя сам он тебе совсем не нужен. Тебе нравится абсолютно другой типаж, ты понимаешь, что вы катастрофически не сходитесь характерами, тебе с ним часто бывает нудно за пределами постели. Но как же трудно устоять перед хорошим сексом. 

Билет в один конец. Часть IV: Призрак Оперы

Я могу рассказать много занятных историй о моих походах в Оперные театры. Например, как я уснула в Байройте на Вагнеровском фестивале. Чтобы попасть туда, поклонники музыки Рихарда Вагнера ждут возможности купить билет в среднем 10 лет, я же была приглашена на Bayreuther Festspiele как стипендиантка Вагнеровского общества вместе с другими 250 юными дарованиями со всего мира. Но вот незадача: три бессонные ночи в Мюнхене и Ляйпциге немного сбили мой настрой выдержать 6 часов в театре, ещё и на «Лоэнгрине», которого я сильно недолюбливаю класса с пятого.  В результате я семь раз ловила себя на том, что я просыпаюсь. Мне казалось, что вся публика смотрит не на сцену, а на меня, и живой меня отсюда не выпустят. Было очень не по себе, особенно если учесть, что в Байройте двери на время представления закрывают снаружи на засов  (сам Вагнер придумал – сильно уж дядя трепетно относился к своим операм и их правильному прослушиванию) и что бы ни происходило в зале – выйти оттуда можно будет только во время антракта.  Или как я попала под настоящий питерский ливень перед «Женщиной без тени» Рихарда Штрауса в Мариинском театре. Заболеть не хотелось, и мой друг  мудро решил напоить меня чаем с коньяком. Уже придя в театр и эффектно оправив своё чёрное платье в пол в первом ряду ложи бенуар, я осознала, что в своей жизни я бывала и в более трезвом состоянии. В той же Мариинке со мной приключилась и менее весёлая история. Сидя в первом ряду партера на «Тристане и Изольде» Вагнера под управлением Валерия Гергиева я начала чувствовать, как у меня останавливается сердце. И это был только форшпиль, самое начало. Эмоций, которые я тогда испытывала, было слишком много для одного тела. Единственное, что спасает в такие моменты – это похолодевшая от страха за тебя ладонь, которая чутко держит твою руку, и глаза, которые следят за каждым твоим движением, чтобы знать, бежать ли за врачом, вызывать ли скорую… И это сработало.

Очередная оперная страшилка теперь связана и с одним из моих любимейших театров, а именно с Баварской Национальной оперой. Собралась я туда на «Аиду», мою любимую оперу Верди. Особенно интересно было послушать украинского баса Анатолия Кочергу. Всё было хорошо, Кочерга не подвёл, остальные солисты и оркестр тоже, хотя постановка была довольно традиционалистской, что в принципе очень в стиле Баварской оперы. Но минут через 30 после начала представления я начала терять сознание. Для голодного обморока было ещё вроде как рано, а Верди для меня – это всё-таки не Вагнер, катарсиса от его опер я не переживаю. Стало понятно, что надо выбираться из зала, пока не поздно, хотя зайти снова я смогу только после антракта. Выбралась, вышла в холл, села на диван. И тут в театре стало происходить нечто странное: с одной стороны ко мне бежала работница Оперы со стаканом воды, с другой кто-то выяснял, где здесь ближайшее окно, которое можно открыть и дать мне подышать свежим воздухом, гардеробщица уговорила меня лечь на диван и уверяла, что в этом нет ничего такого. Потом откуда-то появился доктор – молодой парень испанской внешности. Он проверил мой пульс  и радостно сообщил, что он очень даже неплох. Ещё не до конца придя в себя, я чувствовала себя Белоснежкой в окружении заботливых гномов.  Убедившись, что мне стало лучше, меня отвели в кабинет доктора (где, кстати, на хорошей громкости можно слушать идущую оперу), дали таблетку с глюкозой и проводили в отдельный зал с зеркалами и бархатными кушетками, где на большом экране шла прямая трансляция из зала. Подложив мне под спину подушку и принеся ещё один стакан воды, мне пожелали хорошего вечера и попросили обращаться, если мне снова станет неважно. 

Поход в Оперу превратился в проверку на практике того, как люди в некоторых странах просто хорошо делают свою работу. Меня же эта история сблизила с ещё одним театром. Ведь когда с тобой случается что-то необъяснимое, ты уже больше никогда не придёшь сюда просто как в театр. Здесь что-то произошло, и произошло не на сцене, не с певцами, а в зале и с тобой. Что-то схватило тебя за горло и на несколько мгновений перекрыло дыхание. Опера выбрала тебя персонажем очередной внесценической новеллы, тысячи которых веками пишутся в её стенах. Новеллы о тайных романах и незабытых любовях, которые смотрят друг на друга в театральные бинокли из противоположных лож, о привезенных с другого конца мира платьях и драгоценностях, которые будут надеты только сегодня и только для этого спектакля, об усталости от музыки и поисках нового очарования ею. Каждая Опера создаёт собственные либретто. Или её Призрак.

Билет в один конец. Часть III: В поисках несуществующего дома

- Hallo, Grüß Dich! Идём сегодня обедать вместе? А потом на мороженое?

- Ja, gerne.

После лекции и работы в библиотеке я спешу во внутренний дворик университета к своей мюнхенской подруге, и она ведёт меня в очередное симпатичное кафе. Мы болтаем об экзаменах, музыке в философии Шопенгауэра, парнях, феномене вагнерианства, обуви  и мюнхенском лете, ставшим в этом году похожим на лондонское. Потом я иду моим любимым Английским садом домой. По дороге захожу в Оперу и покупаю билеты на два спектакля Мюнхенского Оперного фестиваля. «Там будет не очень хорошо видно». «Что поделаешь: ради Вагнера можно и пострадать». Парень из бокс-офиса от смеха чуть не роняет свои очки. Я уже даже не удивляюсь, хотя пару лет назад мне в таких случаях всё хотелось сказать: «Подождите, я кивну, когда смеяться, это я ещё и не начинала шутить». Сейчас я уже поняла, что я для немцев просто ходячий анекдот. У самих-то у них юмор довольно своеобразный: как для нашего, вскормленного Зощенко и Ильфом с Петровым, менталитета ему не хватает остроты и игры подтекстами. Так что я могла бы тут выступать в цирке. Выйдя из Оперы, я покупаю фрукты в знакомой лавочке. Прохожу мимо памятника Вагнеру и театра Принца-Регента, сворачиваю в пахнущую липами улицу и прихожу домой. Включаю The Future Sound Of London, потому что слушала их за завтраком на балконе. Переодеваюсь. Открываю новую пачку козьего сыра. Пью португальское белое. Отвечаю на рабочие письма. Пишу друзьям. Распускаю волосы. Завариваю чай. Стоп…

Что происходит? Опять это ноющее чувство дома и не-дома одновременно. Что значит дом? Друзья, которым нужен твой совет и твой смех, дело, которым ты занимаешься, кафе, в котором ты обедаешь, магазинчик на углу, где продавец знает твой "стандартный набор" и особую нежность к bounty в чёрном шоколаде, любимый театр и любимый оркестр, особенно понравившееся дерево в парке, в тени которого ты прячешься и рассматриваешь людей вокруг, странная история отношений, как обычно не подлежащая стандартному определению, газета, которую ты читаешь ради рубрики с рецензиями, клуб, в который очень трудно попасть, но ты таки делаешь это снова и снова, хитро спрятанный магазинчик с диковатыми, но так идущими тебе вещами... И вот весь этот пазл складывается не единожды и не в одном месте, а снова, в новой стране, и даже не в одной. В моём телефоне появляются смс-ки на разных языках, но всё с тем же содержанием: "Апокалипсис. Спасай. Брать белое или красное?". Немного отличаются сыр и мороженое, но они всё так же уверенно входят в мой рацион. Театры и оркестры как раз во многом похожи между собой, потому что я люблю самые лучшие и, к счастью, они находятся как раз в моих любимых городах. И мне бы чувствовать себя как дома в нескольких странах параллельно, ведь и там, и там, и там у меня есть свой "пазл". Но выходит наоборот: я не чувствую себя как дома нигде и никогда. Потому что в каждый момент где-то в другой точке глобуса кто-то ждёт, что я примчусь к нему с фисташковым мороженым/бутылкой коньяка/фильмом Кустурицы, где-то сегодня вечером дают Вагнера, в каком-то клубе сегодня самая лучшая вечеринка года. А я всё так же везде и нигде.

Единственный меридиан в моей жизни - это невероятное количество обуви, которая непременно появляется везде, где бы я ни была. Хорошо, что хоть каблуки устойчивые . Спасибо и на том.

Билет в один конец. Часть II: Мюнхен, розы, Гитлер

После девятичасового отсыпания я отправилась в университет. Да, забыла сказать, что основная цель всего этого  безобразия – продолжение сбора материала для моей диссертации. Так что, вооружившись умным видом, я вернулась в столь любимые мною стены Ludwig-Maximilians-Universität. Уже подходя к Uni и торжественно предвкушая моё предстоящее погружение в научные дебри, я случайно услышала разговор двух немецких студенток. «Так ты переспала с ним или как?» – «Ну да, а что?». Стало как-то неожиданно весело от того, какие одинаковые у всех разговоры, независимо ни от чего. Как будто существует некая универсальная схема для студенческих лет, для дружбы, для болтовни за чашечкой чего-нибудь. И все мы её копируем, лишь меняя язык и размер стипендии. О последнем – любопытный факт: на исследование темы, которой я занимаюсь у себя на родине, немецкое правительство выделило 10 миллионов евро. И речь идёт не об оружии и даже не об изобретении лекарства от рака. Деньги предназначены всего лишь для редактирования и издания полного собрания произведений Рихарда Штрауса (не путайте с Иоганнами Штраусами – иначе я вас найду и поубиваю одной из внушительного веса партитур).

Поработав в библиотеке, я встретилась с моей мюнхенской подругой, которая повела меня в прелестное кафе. По её словам в Мюнхене подобных немного, уж слишком все консервативны и предвзято настроены против всякого рода новых прелестностей. Манговый чизкейк, украшенный лепестком розы, натолкнул меня на мысль о том, что если бы у любви был вкус – он был бы именно таким. 

Любовный чизкейк

Кстати, о розах: их в этот день было много. Сначала недавно открывшаяся в университете экспозиция, посвящённая студенческой антинацистской организации «Белая роза» (Weiße Rose), которая действовала в Ludwig-Maximilians-Universität в 1942-43 годах. Несколько студентов и один профессор писали на стенах города «Долой Гитлера» и разбрасывали в аудиториях листовки с призваниями противостоять режиму. Все участников «Белой розы» были казнены нацистами… На улицах же вовсю красовались розы живые. Яркие, пропитанные летом, выросшие на такой непростой и непрощённой земле.

Солнечная погода и чудесный мюнхенский воздух вызвали во мне желание пошататься по городу, как я люблю это делать: без особой цели, без карты, просто идти, куда хочется, и смотреть, куда же я в итоге приду. Обычно в новых городах интуиция выводит меня к Оперному театру. Поскольку я прекрасно знаю, где расположена Баварская опера, прийти я должна была куда-то в другое, но тоже неслучайное место. Так и получилось: я оказалась возле Дома фюрера (Führerbau). 

Особо тут писать нечего, скажу только, что сейчас здесь расположена Мюнхенская Высшая школа музыки (воздержусь от ехидных комментариев из заботы о вашей нежной психике. У кого она давно уже не нежная – тот и так всё понял). Исходя из плана Королевской площади (Königsplatz), на и вокруг которой нацисты построили целый комплекс чуть ли не ритуальных зданий, напротив Führerbau должны находиться остатки фундамента нацистского Зала Почёта (Ehrenhalle). Об этом же я читала и во многих других источниках, причём в одном из них живописно рассказывалось, как эти самые остатки поросли травой и кустарником. Перейдя дорогу и действительно увидев кусты, я уверенно ринулась в самую их гущу. 

Нацистские кусты

Не смейтесь: как-никак Третий Райх – это контекстное поле моей диссертации, так что я и не такое могу. Полазив в кустах и так ничего там не найдя, я на всякий случай высказала всё, что я думаю и о самих зарослях, и о плане площади, и даже о Гитлере, которой построил этот чёртов Зал Почёта совсем не тех кустах, в которые спустя несколько десятилетий я вздумала нырнуть. Кстати, я уже выяснила, где всё-таки находится фундамент – пойду ещё раз.

Пробравшись из-за веток на тротуар, я пошла дальше. Следующим случайно-но-символически встретившимся мне объектом буквально через 100 метров стало здание немецкого представительства издательства Condé Nast  (на всякий случай напишу только одно слово: Vogue). 

После этой поистине замечательной находки я решила потихоньку выбираться домой. Правда, на несколько часов меня отвлёк грубый и беспощадный шопинг. С двумя платьями и мыслями о нескольких парах обуви я пришла домой.

Кока-кола от Лагерфельда для всех, кто дочитал до конца

 Продолжение следует

Билет в один конец: Часть I

Начинаю серию эссе «Билет в один конец». Речь пойдёт о моём новом «евротуре», отличительной чертой которого является то, что я понятия не имею, когда и откуда я буду возвращаться. О моих перемещениях в рамках поездки я в данный момент также имею весьма смутные представления. Так что я, по сути, втягиваю всех вас в своего рода реалити-шоу. Только без сценария и с не совсем адекватным режиссёром.

Часть I. Надоблачный сюрреализм

Началось всё традиционно: за несколько часов до вылета до меня, наконец, дошло, что чемодан сам таки не соберётся. Почему он за столько лет никак не научится это делать – для меня вечный вопрос и причина искреннего недоумения. В этот раз я решила путешествовать как «нормальный человек», то есть взять с собой только джинсы, пару футболок  и зубную щётку. План был как никогда близок к осуществлению, хотя на заключительном этапе чемодан странным образом набрал в весе, а в дорожной сумке оказалась Жирафочка. 

После бессонной ночи прохождение паспортного и таможенного контроля скорее походило на контакт с инопланетянами. Но я храбро с этим справилась, поскольку была увлечена предстоящим экспериментом: умудрюсь ли я снова вырубиться во время взлёта, как в предыдущий раз. Так забавно помнить, как самолёт вроде только набирает скорость, а потом ты вдруг просыпаешься и видишь внизу облака. Нет, не вырубилась. Было ещё интересней: я впала в транс. Вообще то, что недосып и усталость могут вызывать эффект, сравнимый как минимум с действием хорошего абсента, я знаю давно и в особо витиеватые периоды вникания в собственную жизнь даже специально этим злоупотребляю. Но два перелёта за день, турбулентность и сильный эмоциональный фон всего происходящего усилили действие моего любимого средства раза в три. В какой-то момент облака даже начали скручиваться в воронку и покрываться тёмными пятнами. Короче, бросайте пить-курить и летайте самолётами Аэрофлота (или Люфтганзы, или в принципе без разницы) – это сохранит Вашу печень при не менее ярких и фантастических впечатлениях.

Но сюрреализм только начинался. Дальше я на несколько часов застряла в аэропорту Мюнхена. Чтобы как-то скоротать время, я не придумала ничего более подходящего, как перечитать «Записки из подполья». Тут меня унесло в параллельную реальность окончательно.  Читать Достоевского практически сидя на чемодане в зелёно-жёлто-белые цветочки и под шершавое гоготание  немецкого языка – невероятный опыт. Расправившись с Достоевским, я принялась наблюдать за людьми, которые кого-то встречают в аэропорту. Посчастливилось стать свидетельницей нескольких трогательных сцен: две девушки развернули для своей подруги трёхметровый  плакат с надписью «Мы тебе рады», парень с девушкой встречали друга с надувными шариками самых разнообразных цветов и форм, ещё три девчонки спрятались за колонной и выскочили из-за неё на своего только что приземлившегося друга. Не могу не упомянуть и о собаке, выводящей ламентозные арии в клетке в половину человеческого роста. Пожилую красотку с клеткой тоже встречали две подруги, все они радовались встрече, как шестнадцатилетние. Даже собака сменила репертуар на более буффонный. 

Здорово было смотреть на всех этих людей. Аэропорты и вокзалы как-то больше остаются в памяти как места прощаний. Но ведь они же – и места феерических встреч после расставаний. Насмотревшись на все эти радостно-дружественные восторги, я нашла в своём лептопе фотки моих подруг и друзей. В основном это были фотографии с моих домашних вечеринок, которые вряд ли когда-нибудь попадут на страницы The Times из соображений цензуры. Я рассматривала эти в общем-то дурацкие снимки и не могла удержаться от улыбки и смеха. Все эти очаровательные мордашки были со мной, были рядом. Я почувствовала, что они ждут моего возвращения. А я жду момента, когда вернусь к ним. Всё сошлось, я поняла, что тоже могу завести поющую собаку в нелепой клетке и меня всё равно придут встречать. Насчёт собаки - это я так. В теории.

Продолжение следует

Тени моих мужчин, Или поговорим о мамонтах

У многих детей есть вымышленные друзья. Считается, что до определённого возраста это вполне нормально, особенно если ребёнок один в семье, а сверстники не соответствуют его психологическим потребностям. Признаюсь, у меня самой в детстве была такая вымышленная подруга, звали её Алисой. Продолжалось это недолго: насколько я помню, всего пару месяцев, очевидно как раз в ту пору, когда над маленькой мной окончательно сгустились тучи предстоящей профессиональной музыкальной карьеры. Как это бывает почти со всеми нашими детскими переживаниями, их опыт впоследствии проявляется и в нашей взрослой жизни. Часто весьма неожиданным образом и в оригинальных трансформациях.

И действительно, практика замещения того, чего мне отчаянно не хватает в реальности, собственным воображением пригодилась мне в моих "историях". Когда каждого очередного мальчика приходится тянуть на себе, наступая двенадцатисантиметровыми каблуками на шлейф вечернего платья и в полуобмороке от усталости  засаживаясь за написание его магистерской работы, в какой-то момент становится понятно, что пора что-то менять. Я называю это "тоской по мужчине". Тут включается особый охотничий инстинкт. В каждом новом персонаже мы выискиваем заветные признаки того, что уж он-то точно не живёт с родителями в своём далеко не подростковом возрасте, не пытается толпами (хотя какие там толпы?) однодневных "овец" компенсировать свою мужскую несостоятельность, что он умеет доставлять женщине удовольствие и сам наслаждается этим. А если на ранних этапах общения в нём проскочит более-менее внятный признак того, что нам так необходимо - крючок проглочен. Связал мне руки через два часа после знакомства - значит, у нас похожие сексуальные темпераменты. Спросил на первой встрече, голодна ли я - отлично, он взрослый и заботливый. Увидев бивень мамонта, мы начинаем лепить самого мамонта, не жалея сил и маникюра. Но штука в том, что когда этими "первичными признаками" всё и ограничивается, мамонт в конечном итоге всё равно получается какой-то хиленький, его постоянно нужно держать, чтобы не завалился, хорошо кормить - сам ведь он даже хлеб порезать не может, бедное ископаемое - и не тревожить доходягу бурными волнами своей души. 

Так приходит черёд нового этапа, на котором возникает вопрос: "Зачем мне такой мамонт мужчина?". Чувства какие-то у него если и имеются, то он боится, не умеет, одним словом - ему лень их проявлять, с красотой и изощрённостью отношений складывается лишь до тех пор, пока его не накроет той же ленью в виде убеждения, что ты уже и так "своя в доску", "никуда не денешься", короче: аттракцион вздохов и комплиментов завершён, можно с чистой совестью идти за пивом. Кто-то умудряется жить с этим, облачившись в халат в розочках и для полноты картины обвешавшись бигудями  (слушайте, а что, в 21 веке ничего нового так и не изобрели? Или это дань домохозяичным традициям?). Те, которые поумнее, халатно-бигудёвые будни разбавляют любовниками, беря от них всё самое лучшее на наиболее благоприятном этапе 2-3 месяцев после знакомства. А некоторые без устали продолжают лепить всё новых мамонтов. И я всё продолжаю верить, отдаваться и разочаровываться, вновь и вновь понимая, что единственный мужчина рядом со мной - это я сама.  Всё самое главное, что происходило у меня с моими "историями", было рождено моим вдохновением и, как правило, оплачено моей кредитной карточкой. А ещё мною было заказано несчётное количество столиков в выбранных мною же ресторанах, организовано множество красивых свиданий, подарено сотни подарков… Ты не в состоянии что-нибудь придумать, кроме как посидеть дома перед телевизором? Ничего, дорогой, я всё придумаю сама. Ты не даришь мне подарков? Тогда я буду дарить их тебе. Ты не поддерживаешь меня, когда мне нужна помощь? Ладно, давай-ка я вытру твои сопли. Какая разница, кто всем этим занимается, важно, чтобы всё это просто было. Иначе я сдохну. А потом воскресну и найду себе нового любовника. Только вот всё явственнее приходит понимание того, что разница таки есть.

Те, в ком нам ввиду химических реакций в организме хочется видеть мужчин, на самом деле являются лишь тенями. Облекать же их в плоть приходится нам самим. Если повезёт – со временем, после долгих лет тщательной каждодневной работы в особе мужского пола всё же воспитаются качества и навыки, которые приблизят его к мужчине. Если нет - что же, по крайней мере любовно вскормленный нашей кровью мамонт теперь для кого-то станет почти мужчиной, ведь теперь он хорошо и стильно выглядит, слушает правильную музыку и разбирается в хорошем вине и культовой обуви. Исходя из моего опыта в течении полугода он скоропостижно женится, хоть и будет продолжать годами донимать нас признаниями в "любви". Так что на нашем счету если не любовь и счастье, так хотя бы доброе дело и труд на благо общества. А мы что? Да как обычно: смеёмся, покупаем туфли, едим мороженое и просто знаем, что всё ближе то время, когда нам не страшно будет упасть. Потому что за нами будет стоять не тень. За нами будет стоять мужчина.

P. S. Наивно надеюсь, что при прочтении вышеизложенного ни один мамонт не пострадал.